Я стал ощущать, что дела в Венгрии движутся в неверном направлении, когда в 2015 году мой самый близкий друг, коллега-журналист, сообщил мне тет-а-тет, что одна из наших служб безопасности месяцами пыталась добыть на него компромат с помощью слежки. Целью было вынудить его сотрудничать и раскрыть свои источники. Их методы и мотивы напоминали практику коммунистических времен.
Незадолго до того нашего разговора популярность правительства премьер-министра Виктора Орбана резко снизилась, десятки тысяч людей выходили на улицы с протестами, а США ввели санкции против целого ряда венгерских госчиновников, обвинив их в коррупции. Масса источников во власти говорили нам, что многие члены ближайшего окружения Орбана уверены: всё, мол, неслучайно: венгерская оппозиция, антиправительственные активисты и даже некоторые журналисты якобы действуют по указке ЦРУ. Большинство этих журналистов сообщали о коррупции в верхах, все более прокремлевских позициях Орбана, российских шпионах, которые свободно разгуливают по Венгрии.
Именно поэтому стали давить и на моего коллегу, но те, кто его шантажировал, просчитались. Он категорически отказался идти у них на поводу. По словам некоторых источников в местных спецслужбах, как раз из-за той провалившейся вербовки шантажом венгерские органы безопасности с тех пор не решались прибегать к похожим грубым методам против журналистов в стиле Штази. Я испытываю благодарность вперемешку с виной, потому что именно тот прессинг в отношении моего друга в итоге позволил венгерским журналистам в последние годы работать в относительной безопасности.
С тех пор прошло больше пяти лет. Я продолжал писать много статей на темы, связанные с национальной безопасностью: шпионаж, торговля оружием, дипломатические переговоры на высоком уровне с США, Россией, Китаем. Я стал хорошо понимать эту тему и ее своеобразную атмосферу. Периодически меня демонизировали наши провластные СМИ: клеймили как агента ЦРУ или Джорджа Сороса, но меня это никогда сильно не волновало. Я примирился с возможностью того, что венгерское правительство могло отслеживать мои контакты и общение, тем более что меня много раз дружески предупреждали о том, что я — потенциальный объект слежки.
Такая вероятность обернулась реальностью весной 2021 года, когда Фредерик Обермайер, журналист-расследователь газеты Süddeutsche Zeitung, конфиденциально попросил моего шефа Андраша Петхё дать ему мой номер телефона. Фредерик и его коллега Бастиан Обермайер попросили нас наладить безопасный канал связи. Во время общения он задал вопрос: разрешу ли я Amnesty International провести техническую экспертизу моего смартфона? Все постепенно становилось понятно.
Как показал технический анализ, с начала апреля 2019 года по начало ноября того же 2019-го — более полугода — в моем телефоне были следы шпионского программного обеспечения. Канадский центр цифровых исследований Citizen Lab провел вторую независимую проверку моего телефона, которая дала те же результаты. Я почувствовал облегчение: подтвердилось, что с конца 2019 года у меня в телефоне уже не было шпионского софта. Определенность оказалась лучшим средством от моих периодических приступов паранойи на этот счет.
Вскоре Бастиан, Фредерик и Артур Бувар из Forbidden Stories (парижский журналистский центр, возглавивший расследование) приехали в Будапешт, чтобы сообщить все самые важные детали. Мы встретились в номере отеля в центре города — поприветствовали друг друга локтями, как это стало принято, и не забыли прямо на месте сделать экспресс-тест на коронавирус. Потом они наконец подробно рассказали мне о массовой слежке в Венгрии и о ее мишенях. То, что я оказался среди попавших под наблюдение, что власти имели доступ практически ко всему через мой телефон, вызвало у меня гнев, стыд, но одновременно и некую гордость. Хотя правительство Орбана по большей части игнорирует мои официальные журналистские запросы, выяснилось, что они все-таки считают важной мою работу, хотя интерес к ней они проявили несколько пугающим образом.
”Хотя правительство Орбана по большей части игнорирует мои официальные журналистские запросы, выяснилось, что они все-таки считают важной мою работу, хотя интерес к ней они проявили несколько пугающим образом.”
Сабольч Паньи
В номере отеля мы кратко просмотрели, над какими материалами я работал, когда меня сделали целью слежки. Я писал о возглавляемом россиянами Международном инвестиционном банке (International Investment Bank), продолжение к более ранней статье о двух торговцах оружием, арестованных в Будапеште, и о некоторых новых сделках с оружием между США и Венгрией. Но наши немецкие друзья, похоже, также заинтересовались еще одной моей статьей того времени, хотя по характеру речь шла скорее о разъяснительном информационном материале, а не о расследовании. Это был лонгрид о все более тесных отношениях между Венгрией и Израилем, между Виктором Орбаном и Биньямином Нетаньяху.
Естественно, потом я узнал и размышлял о том, что кибероружием против меня была вызывающая неоднозначное мнение шпионская программа Pegasus израильской NSO Group. Ее продают только правительствам и госорганам, причем продажу обязательно должно одобрить Минобороны Израиля.
Как многие венгры еврейского происхождения, я никогда не придавал большого значения Израилю. Для меня это просто одно из иностранных государств, где я никогда не был. Моя единственная реальная связь с Израилем — это брат моей бабушки. Он выжил в Освенциме, потом уехал в Израиль, где стал солдатом. Я знаю, что это глупо и не имеет никакого значения, но я, возможно, воспринял бы происходящее немного иначе, если бы выяснилось, что слежку организовало любое другое государство, например, Россия или Китай.
Журналисты Süddeutsche Zeitung попросили Direkt36 присоединиться к проекту, помочь идентифицировать венгерские цели программы Pegasus и попытаться выяснить, зачем, как и кто из власти в Венгрии использовал одну из самых мощных в мире систем цифровой слежки.
Наши международные партнеры настояли на том, чтобы я лично участвовал в расследовании. Сложилась курьезная ситуация: получается, я отчасти расследую и пишу о том, что прямо касается меня. Но если честно, то гораздо обиднее, чем сама слежка за мной, была бы ситуация, если бы я не смог включиться в работу над столь важной темой: вскрыть одно из самых серьезных злоупотреблений полномочиями в истории демократической Венгрии.
И мы принялись за работу. Мгновенно последовал сюрприз. Первый же телефонный номер в проверочном списке принадлежал другому журналисту Direkt36. Что еще более невероятно, мы как раз сидели за столом этого человека. На столе перед нами здесь и там лежали его визитки с номером телефона, выбранным кем-то для слежки, и с его именем: Андраш Сабо.
Прочтите рассказ Андраша Сабо о том, как он узнал, что находится под колпаком.