В середине апреля я получил странный звонок. Мой коллега Сабольч Паньи сказал, что нам нужно срочно встретиться и поговорить. Просьба меня не удивила; необычно было то, что он не отвечал на мои вопросы, хоть мы и говорили по безопасному каналу, который и раньше использовали для обсуждения некоторых важных тем.
Я был заинтригован и все гадал, чем был вызван странный звонок Сабольча.
В шесть вечера я приехал в нашу редакцию, и события стали разворачиваться еще интереснее. Сабольч и наш коллега Андраш Петхё попросили меня выключить телефон. Я подумал, что должен приехать какой-то важный источник, кто-то близкий к правительству.
Вместо этого, к моему удивлению, в офис вошел французский журналист-расследователь. Он быстро представился и попросил у меня разрешения снимать происходящее на камеру. Я согласился, и дверь открылась вновь – вошли еще два журналиста. Их представлять не требовалось, я много раз видел их на фотографиях. У меня даже есть копия их книги, посвященной расследованию «Панамские документы», которое они сами возглавляли.
Передо мной стояли Фредерик Обермайер и Бастиан Обермайер. Они настоящие звезды в журналистских кругах. Я большой фанат кино, но не обрадовался бы так, даже если бы встретил на улице таких голливудских звезд, как Адам Драйвер или Роберт Паттинсон. Я быстро пришел в чувство, когда узнал, что они работают над расследованием, частью которого я невольно стал.
Тут наконец заговорил Сабольч. История, которую он рассказал, напоминала шпионский фильм: он сообщил, что в его телефон кто-то влез – возможно, службы разведки. Фредерик и Бастиан возглавляли международную команду журналистов, расследующую взломы устройств. Они думали, что эту программу внедрили и в мой телефон.
Я с трудом верил в происходящее. Прежде всего, я не понимал, зачем кому-то понадобился. Да, я выпустил несколько расследований, которыми по-настоящему горжусь, но, как мне казалось, они не ослабили позиций людей, о которых я писал.
Более того, я не понимал, как вообще такое могло произойти: в Direkt36 всегда заботились о безопасности. Мы не созваниваемся и не обмениваемся СМС-сообщениями, пользуемся для общения мессенджером Signal, который якобы невозможно взломать. Телефон и ноутбук у меня запаролены. Я установил двухфакторную аутентификацию для входа в почту и соцсети, при выборе пароля учитываю всё, что узнал на лекциях по кибербезопасности, которые проводят для журналистов. Однако в данном случае этого было недостаточно – для взлома моего телефона использовали так называемые уязвимости нулевого дня.
Я задумался о том, что эти хакеры могли узнать, взломав мой телефон. Им нужны были мои источники? Кто-нибудь попал в беду из-за этого?
Немецкие журналисты изучили мой iPhone и сказали, что его взламывали как минимум дважды: 13 июня 2019 года и 24 сентября того же года. Они спросили, что в то время могло привлечь внимание хакеров.
Немного подумав, я вспомнил, что за три недели до июньского взлома я выпустил статью об Антале Рогане – министре, возглавляющем канцелярию венгерского премьера Виктора Орбана. У него много лет был тайный бизнес по аренде элитных автомобилей. Материал основывался на международных документах, содержащих важные для этой статьи данные. Во второй раз в мой телефон влезли спустя две недели после того, как я опубликовал расследование о правительственных связях Лайоша Олаха – члена «Демократической коалиции», одной из крупнейших оппозиционных партий Венгрии.
Позже мой коллега Андраш отметил, что мой телефон взламывали подозрительно близко к датам моих зарубежных командировок. Пятнадцатого июня 2019 года, спустя два дня после того, как мой телефон взломали, я отправился в США, чтобы поучаствовать в двухнедельной программе Госдепартамента по борьбе с пропагандой и дезинформацией. В сентябре 2019 года, всего через пару дней после второй атаки хакеров, я вернулся из Варшавы, где посетил конференцию, посвященную свободе СМИ.
У меня по-прежнему нет ответов на большую часть вопросов. Я не знаю, кто нанял хакеров, зачем я им понадобился. Осознать это все было трудно и потому, что я не мог ни с кем поговорить, чтобы не ставить под угрозу расследование. В тот апрельский день я обсуждал произошедшее единственный раз.
После встречи мне надо было как-то привести мысли в порядок. Я вернулся домой, достал с полки книгу Бастиана и Фредерика и принялся ее читать.