Сжимая в руке синюю мухобойку, мать Салмы сидит на полу спальни, которую она делит с мужем и тремя взрослыми детьми. По углам стоят три односпальные кровати и шкаф. Комната очень опрятная. На окно прилажена самодельная сетка, но от мух она все равно не спасает. Молчаливая женщина изредка напоминает о своем присутствии внезапным ударом мухобойки.
Члены семьи потеряли дом, работу и положение. Порядок в комнате и радушное гостеприимство — всё, что осталось от их прошлой жизни.
В комнате душно. Салма предлагает чай.
Она и ее семья уехали из Афганистана в 2015 году, когда несколько стран Балканского региона открыли законную лазейку в Евросоюз.
Но когда тысячи мигрантов и беженцев превратились в сотни тысяч, их наплыв потряс всю Европу. Поддержка популистской и националистической власти возросла, Великобритания приняла решение о Брекзите, а союз, основанный на идее открытых границ и свободы перемещения, начал возводить стены.
Когда семья почти добралась до ЕС, Венгрия, Словения, Австрия, Болгария и Македония обнесли границы колючей проволокой. Другие страны начали постепенно ужесточать условия предоставления убежища.
У мигрантов и беженцев не осталось законного способа попасть в Евросоюз через Балканы. Честные и невинные люди угодили в лапы преступных группировок.
«Мы все провалили это испытание, и вместо нас за дело взялась организованная преступность, — сказал министр безопасности Боснии Драган Мектич в своем июньском интервью для TV1. — Ни одна из стран не должна была это допустить».
Не видя другого выхода, мигранты и беженцы платят тысячи евро, чтобы продолжить свой опасный путь вместе с контрабандистами. Многие остаются без гроша в кармане. При этом, по оценкам Европола, доход европейских сетей контрабандистов составляет 5-6 миллиардов долларов в год.
Одна только семья Салмы, испугавшись угроз талибов и ИГ (террористическая организация, запрещена в РФ. — прим. ред.), заплатила контрабандистам 30 500 долларов за попытку добраться до Австрии.
Но спустя два года они оказались в лагере для беженцев в боснийском городке Салаковац. В этой тесной комнатке нет вентилятора, в лагере нет постоянной медицинской помощи, и семья не знает, что ждет ее дальше.
Салме 23 года, у нее есть диплом экономиста. На ломаном английском она рассказывает об ужасном путешествии семьи, переводя вопросы для родителей. Ее черный платок то и дело соскальзывает с темных волос. Когда она не знает, как ответить на вопрос, она поправляет его, затягивает потуже, улыбается и говорит: «Мой отец вам объяснит».
«Талибы грозились похитить нашего сына и дочь», — переводит она слова отца, а ее мать кивает, прихлопывая очередную муху. Отец Салмы 27 лет работал на афганское правительство, у него была недвижимость в Шаране, достаток и узнаваемое шиитское имя. «За это они нас и невзлюбили», — говорит Салма.
Она перечисляет провинции и страны, которые пересекла ее семья: «Сначала мы отправились в Нимроз, оттуда — в Иран, из Ирана — в Турцию, а потом в Болгарию».
Весь путь они проделали пешком.
С 2015 по 2017 год европейское агентство по пограничному контролю Frontex зафиксировало снижение числа незаконных проникновений через границы с Балканского полуострова, однако эти данные касаются лишь внешних границ ЕС. В них не учтены перемещения между балканскими странами, не входящими в ЕС, такими, как Босния и Герцеговина, Сербия, Албания, Черногория и Македония.
И хотя количество мигрантов, попадающих в ЕС, снижается, число беженцев на Балканах продолжает расти. Весной 2018 года зафиксировано 11 000 незаконных проникновений в Албанию, Боснию и Герцеговину, Черногорию. Это число в четыре раза больше, чем за тот же период в 2017 году.
«Бороться с контрабандистами — все равно что пытаться сжать воздушный шар, — говорит Изабелла Купер, представитель Frontex. — Усилишь контроль на одном участке границы — увеличится поток на другом».
Между Турцией и Болгарией Салме и ее родным пришлось преодолеть, вверх и вниз, 12 гор практически без запаса воды. Один раз ее отец потерял сознание от обезвоживания. Ее мать осталась без ногтя на ноге.
Каждые два-три часа контрабандист уходил и оставлял их ждать следующего проводника. «Нас словно передавали по цепочке», — говорит Салма.
Семью арестовали, когда они ночевали на улице в Болгарии. 20 дней они провели в лагере для беженцев рядом с городком Харманли. При них там начались беспорядки, и полиция стреляла по толпе пластиковыми пулями.
В итоге семью забрал из лагеря новый контрабандист.
Они отправились в Сербию, где прождали год и восемь месяцев. В 2016 году представители мигрантов создали неофициальный список, которым позже стали пользоваться сербские власти. В списке значились имена счастливцев, которым будет позволено перейти венгерскую границу согласно квоте — по пять человек в день.
Предполагалось, что имена будут называть в порядке прибытия, но ходили слухи, что некоторые платили, чтобы попасть в верхние строчки списка.
По словам Салмы и ее родных, так случилось и с ними. Однажды их место в списке продали другому беженцу — а вместе с ним и их шанс попасть в Евросоюз.
Есть информация, что в январе 2018 года Венгрия перестала принимать во внимание эти списки из-за слухов о коррупции. По словам Ондраша Ледерера из Hungarian Helsinki Committee, теперь принцип допуска неизвестен.
Однако известно другое: теперь Венгрия принимает лишь по одному человеку в день.
Контрабандисты воспользовались задержками. В Белграде есть по меньшей мере два парка, известные как «афганский» и «сирийский». Здесь встречаются мигранты и беженцы и контрабандисты, говорящие на одном языке. В то же время Сирийский парк известен также как мультикультурный центр.
Салма вместе с семьей собрала сумки и направилась в «афганский парк», села на скамейку и стала ждать. Она заплатила еще 2000 евро, чтобы добраться в Боснию и снова остаться на мели, но на этот раз — без возможности отправиться куда-либо еще.
В таком положении оказывается все больше мигрантов и беженцев.
Супруга Али у своей комнаты в центре для беженцев в боснийском Салаковиче.
Через несколько дверей от комнаты Салмы дальше по коридору живет семья из трех человек, которая ожидает появления на свет четвертого члена семейства. В комнате рядом друг с другом стоят три односпальные кровати, заправленные бледно-розовым постельным бельем. За дверью стоит беременная женщина в длинном синем платье поверх серой майки с длинными рукавами и красных брюк. Перед ней стоит трехлетний мальчик. Он показывает свою игрушечную машинку.
Ее муж Али с подвеской в виде Корана субтилен и бодр. Али гостеприимно предлагает чай, кофе, сок, крекеры, печенье и конфеты. Едва пластиковые стаканчики опустошаются, он подливает еще сока.
Али и его жена — этнические афганские хазарейцы, которые жили в Иране, где он работал на текстильной фабрике. По словам семьи, в Иране их притесняли за национальность и приверженность шиитскому направлению ислама.
«В Иране не любят афганских иммигрантов», — говорит Али. В надежде найти безопасное убежище в Европе семья заплатила 5000 евро, чтобы выехать из Ирана в Турцию, затем — в Грецию и, наконец, в Сербию вместе с пятью-шестью другими семьями. Как и семья Салмы, Али с женой застряли в Сербии на 20 месяцев, ожидая отправки в Венгрию.
Одну морозную зимнюю неделю семья провела в палатке, прячась от полиции. Али заработал серьезное обморожение пальцев рук, никто из членов его семьи не ел два дня. «Моя цель — Швейцария, — говорит он с виноватой улыбкой. — Германия, Швейцария, Англия, Франция — не важно». Но у семьи недостаточно денег, чтобы нанять еще одного контрабандиста. Али подумывает обзавестись GPS-навигатором и преодолеть весь путь в одиночку. «Я бы пошел на это», — говорит он. Так бы поступил не только Али.
В город Велика-Кладуша на северо-западной границе Боснии ежедневно возвращаются от 50 до 100 человек, которые неудачно пытались перейти границу со страной — членом ЕС Хорватией, согласно данным Марка Пратлусы из некоммерческой организации No Name Kitchen, которая помогает мигрантам и беженцам в близлежащем лагере.
Не так давно НКО начала фиксировать травмы, с которыми мигранты и беженцы возвращаются с границы. Так, 1 августа мужчина вернулся в Велику-Кладушу с глубокими ранами на спине, как будто его бичевали. «То, в каком состоянии вернулся этот парень… — вспоминает Пратлуса. — Я никогда раньше такого не видел».
Всего через неделю беженка из Ирана по имени Эрам вернулась с синяками и ссадинами на лице и по всему телу. Вместе с сыном Эрам пыталась попасть в Словению, но полиция схватила ее, забрала 500 евро, ноутбук сына, а также их телефоны. После этого полицейские избили Эрам и ее сына дубинками и применили электрошокеры.
«Они били меня по лицу и другим частям тела. Они напали на нас, как звери. Мне 47 лет, со мной был ребенок, мой сын», — цитирует ее No Name Kitchen.
«Я думаю, таким образом они пытаются отбить у них желание вернуться, — говорит Пратлуса. — Она бежала с сыном, думая, что в Европе найдет лучшую жизнь. И тут ее избивает полиция. Сейчас она травмирована и не знает, что делать. Так что в данном случае их тактика сработала».
Пратлуса сталкивался с насилием на границе и раньше, но, по его словам, оно не было столь неразборчивым. «Их больше не волнует, ребенок это или мужчина, они бьют всех», — говорит он.
47-летняя Эрам вернулась в лагерь в северо-западном боснийском городе Велика-Кладуша после неудавшейся попытки пересечь границу с Хорватией. (Фото: No Name Kitchen)
Делегация ЕС в Боснии в курсе ситуации и вспоминает еще один пример насилия со стороны хорватских полицейских, когда те обстреляли машину с беженцами. В результате пассажиры, включая детей, погибли. «Мигранты получают тяжелые травмы, — подтвердил представитель делегации в разговоре с OCCRP на условиях анонимности. — Я хочу верить, что это случайность».
Несмотря на это, у беженцев и мигрантов нет другого выбора, кроме как снова пытаться перейти границу, поскольку получить убежище в ЕС невозможно, если кандидат не находится физически на территории страны — члена Евросоюза. Многим это удается. Frontex установила 12 178 случаев незаконного проникновения в ЕС в 2017 году. С тех пор как в январе Венгрия закрыла границы, сети контрабандистов начали перевозить мигрантов и беженцев по новому маршруту — через Албанию, Македонию, Боснию и Герцеговину — в надежде попасть в Хорватию.
«Приграничный контроль — не решение для управления потоком мигрантов и не управа на контрабандистов», — говорит представительница Frontex Купер. — Необходимо глобальное решение, которое включало бы урегулирование причин миграции, разгром сетей контрабандистов и открытие законных маршрутов».
«Необходимо открыть законные каналы, которые позволят беженцам просить убежища без необходимости отдавать свою судьбу в руки контрабандистов», — говорит она. ЕС и несколько отдельных стран предприняли несколько шагов в этом направлении. Германия, Великобритания, Франция, скандинавские страны, Нидерланды, Япония и США предоставляют экономическую помощь родным странам мигрантов.
Тем временем межправительственные органы, такие как Европол, Интерпол и Frontex, собирают данные о том, как функционируют сети контрабандистов, а также обучают сотрудников выявлять случаи контрабанды и торговли людьми на границах. По словам Купер, с мая 2015 года Еврокомиссия обсуждает повестку по миграции и может вскоре представить комплексное решение.
ЕС оказывает финансовую поддержку балканским странам, чтобы те справлялись с миграционными потоками. Недавно Евросоюз объявил о дополнительных шести миллионах евро вдобавок к 1,5 миллиона евро, уже выданных Боснии и Герцеговине.
Впрочем, эти деньги еще должны достичь мигрантов и беженцев. Как только люди достигают закрытой границы ЕС, только те, у кого достаточно денег, чтобы заплатить контрабандисту, могут перейти ее. Остальные оказываются в тупике.
Афганский мальчик сидит на импровизированной кровати в городе Бихач на северо-западе Боснии.
Контрабандист пообещал Али провезти его семью в Италию, но перестал отвечать на сообщения. Салма и ее семья — образованные люди, которые привыкли работать и хотят сделать вклад в общество. «Мы не хотим только брать деньги, мы хотим работать», — говорит она.
Но время идет. После отъезда из Афганистана более двух лет назад каждый из них отметил уже по два дня рождения. Младшие братья Салмы пропустили два первых дня учебы и двое летних каникул, бесчисленное множество спортивных состязаний, школьных праздников и вечеринок. В ту минуту, когда они покинули свой дом, жизнь, которую они знали, закончилась.
«День за днем мы становимся старше, мой отец стареет, — говорит Салма. — Моему брату 13 лет, два года он провел в пути, без образования».
Когда ее спросили, чего ей больше всего не хватает, Салма ответила тихо, но без колебаний: «Книг».
К невинным людям, врачам, юристам, бизнесменам и бизнес-леди, преподавателям, государственным служащим и студентам, которых низводят до статуса преступников, относятся хуже, чем к осужденным.
После того как контрабандисты бросили семью Салмы на произвол судьбы, ее отец вспоминает горе-помощников с отвращением и зубовным скрежетом. «Контрабандисты — ужасные люди. Я их ненавижу», — говорит он. Но, глядя на мать Салмы, которая сидит на полу комнаты в общежитии, уже не обращая внимания на мух, понимаешь, что контрабандисты были их единственной надеждой. Отвечая на вопрос, будут ли они еще просить помощи у контрабандистов, отец Салмы помедлил и сказал: «Если у нас появятся деньги».