С начала войны в Россию выехало более миллиона украинцев.
Правительства обеих стран называют похожие цифры, но трактуют их по-разному. В России говорят, что люди эвакуировались добровольно по соображениям безопасности, в Украине — что их депортировали в нарушение Женевской конвенции.
Исследователи и правозащитные группы не могут провести независимую оценку, однако периодически в СМИ появляется информация о том, что людей вывозят из страны против их воли.
Журналисты партнерского издания OCCRP в Украине Slidstvo.Info записали истории десяти человек, попавших в Россию; почти все они из оккупированного Мариуполя на юго-западе Украины.
Когда русские наступали на Мариуполь, авиация и артиллерия ежедневно обстреливали город, разрушая целые районы. Погибли тысячи людей. Семьи неделями прятались в сырых подвалах практически без еды и воды.
Жители Мариуполя ищут продукты в разбомбленном районе. Начало апреля (Фото: Максимилиан Кларк / SOPA Images via ZUMA Press Wire)
До войны в Мариуполе жили 430 тысяч человек, теперь там примерно четверть этого населения. Советник мэра Петр Андрющенко говорит, что многих насильно отправили в Россию.
«“Добровольно” — это когда есть выбор, — сказал он Slidstvo.Info. — Или если бы они уехали в Россию, но могли потом вернуться на подконтрольные Украине территории. Раз выбора у них не было, это принуждение».
Подтверждают его слова и сами беженцы. Несколько человек сообщили журналистам, что депортировать мариупольцев начали еще до полной оккупации.
Собеседники Slidstvo.Info рассказали, что им пришлось пройти через допросы и так называемую фильтрацию, которая нередко разделяла близких. Прежде чем отправить в Россию, у беженцев брали отпечатки пальцев, искали националистические татуировки и проверяли телефоны.
В Россию украинцы приезжали истощенными эмоционально и физически. Их встречали службы спасения, благотворительные организации, а также представители спецслужб, полиции и МЧС. Русская православная церковь тоже не осталась в стороне. Некоторые беженцы посчитали, что их использовали в пророссийской пропаганде.
Кому-то из депортированных позже удалось покинуть Россию, однако многие по-прежнему находятся там и не знают, что их ждет.
В этом тексте мы не приводим фамилии героев — только имена, в некоторых случаях вымышленные, чтобы защитить их родных, которые находятся в России или на оккупированных территориях.
Подвалы Мариуполя
Жители Мариуполя пережидали атаку на город в подвалах и бомбоубежищах. Некоторые неделями практически не выходили на улицу.
«Самое трудное было с водой, ее не было, — рассказала 37-летняя Олена, прятавшаяся с девятилетней дочкой и матерью вместе с другими семьями в подвале местного детсада. — Мы сливали воду из водонагревательных бойлеров, очень ограничивали детей по питью, буквально по половине маленькой бутылочки выдавали».
Она рассказала, что из-за обстрелов «детей из подвала не выпускали, они месяц сидели в темноте».
Подвал в Мариуполе, служивший бомбоубежищем (Фото: Slidstvo.info)
Газа и электричества не было, еду приходилось искать в разрушенных магазинах и готовить на костре рядом с убежищами. В любой момент мог прилететь снаряд.
Еще одна жительница города, Вира, рассказала, что взрыв убил ее соседа и оторвал руку его четырехлетнему сыну. «Отца мы похоронили в парке за домом, — вспоминает она. — Там всех хоронили».
Несмотря на яростное сопротивление украинцев, к середине марта российские войска вошли в город. Некоторые жители Мариуполя бежали на подконтрольные Украине территории на западе, однако путь был опасным: россияне не прекращали обстрелы и, как утверждают в украинском правительстве, целились по гражданским машинам и автобусам.
Для тех, кто не смог уехать на запад, одним из немногих вариантов покинуть город был пункт эвакуации в торговом центре «ПортCity», откуда оккупанты отправляли людей в Россию.
Многие говорят, что решили остаться в убежищах, но их заставили уехать из города.
Лина говорит, что некоторые соседи воспользовались гуманитарным коридором, но ее семья не хотела уезжать: «Тем более в Россию. Особенно когда они кидают бомбы». Они с 15-летней дочерью и 82-летней бабушкой решили спрятаться.
Двадцать четвертого марта, когда их дом обстреляли и подожгли, они спрятались в курятнике. Тогда они впервые столкнулись с оккупантами.
«Мы слышим голоса. А соседка напротив осталась с матерью-инвалидом дома. И кто-то кричит: “Кто в подвалах, выходите! Гранату бросим!” Потом слышим, никто не отвечает — бабах гранатой!»
«Естественно, пришлось выходить, сказали, что мы здесь, не бросайте ничего. Они сказали, что нам нужно выходить».
Лина говорит, что умоляла солдат пустить ее к матери, которая живет в другом районе Мариуполя. Они отказали, сказав, что район «зачищают». «Мы там все с лица земли сотрем», — угрожали военные.
Им с родными пришлось шесть километров идти до автобуса, который доставил их глубже в подконтрольный сепаратистам район — Донецкую Народную Республику (ДНР). По словам Лины, там на домах красовалась буква Z, символ поддержки российского вторжения, а улицы патрулировали бородатые солдаты — она считает, что это чеченцы.
Жители Мариуполя у разрушенного здания (Фото: Slidstvo.info)
Прятавшаяся в детском саду Олена также вспомнила встречу с чеченцами, которых она сразу узнала по сильному акценту.
Они приказали ей и остальным покинуть город, который планировали «зачистить» от украинских солдат. Им обещали, что через несколько дней можно будет вернуться: «Можете даже вещи с собой не брать».
Мама Олены просила, чтобы ей дали позаботиться о ее пожилой матери, которая плохо ходила и видела — она осталась одна в квартире неподалеку. Ей не разрешили. Напуганная рассказами о том, что военные стреляют гражданским в ноги за отказ отдать телефон, она не сопротивлялась.
«Мы были охвачены таким… ступором», — говорит Олена.
Им удалось спрятать сим-карты: «Мы готовы были отдать всё, но вот сим-карты — нет. Чтобы был доступ к близким».
Не дав Олене попрощаться с бабушкой, российские солдаты выстроились в коридор и повели людей к морю.
Вира, помогавшая хоронить соседа в парке, выбралась из Мариуполя самостоятельно и добралась на запад Украины.
«Мы не знали про гуманитарные коридоры, потому что сидели без связи, — говорит она. — Поэтому сами и поехали. Было страшно. На дороге было так много трупов, что мы завязали детям глаза. Постоянно все громыхало, и дети кричали. Мы читали молитву “Отче наш”, потому что, кроме Бога, помогать нам было некому».
«Мне в подвале было комфортнее»
Однако у многих в Мариуполе был единственный выход — отправиться на восток. Попав к россиянам, они прошли так называемую фильтрацию — проверку телефонов, личный осмотр на предмет татуировок и допрос о связях с украинской армией или вооруженными группировками.
Владислав, актер Мариупольского драматического театра, рассказал, что его забрали вскоре после того, как 16 марта в здание театра попала бомба, убив сотни людей.
«Меня тоже раздели, осмотрели колени, локти, ключицы. Потом увидели, что ничего нет [подозрительного], и разрешили одеться. У моего крестника забрали телефон и проверили все переписки, мессенджеры, спрашивали, кто он и с кем переписывается».
Владислав до войны (Фото: Slidstvo.info)
Такие проверки систематически проводили в так называемых фильтрационных лагерях, которые организовали в нескольких городах ДНР. Беженцы из Мариуполя прошли несколько переполненных центров — крупнейший был в Безыменном, прибрежной деревне на пути к российской границе.
Там в ожидании дальнейшего распределения их размещали в школах и общественных центрах.
Олена попала в Безыменный. На ее глазах более тысячи человек прошли первый этап фильтрации. Они с родными провели там шесть дней, а потом отправились дальше.
«Но вот верите, мне в подвале было комфортнее, потому что там я знала, что может случиться, — говорит она. — А здесь я не знала… куда меня повезут дальше и когда это будет».
Им разрешали гулять по городу, но когда она спросила милицию ДНР, могут ли они отправиться в следующий лагерь самостоятельно, ей отказали, сказав, что они участвуют в «организованной эвакуации».
Дети в лагере беженцев в Безыменном (Фото: Slidstvo.info)
В лагерях беженцы оставляли паспортные данные, отпечатки пальцев и номера телефонов. Их спрашивали, связаны ли их друзья или родственники с армией.
Проверки проводили местные следователи, милиция ДНР и российские пограничники — они часто задавали одни и те же вопросы. По словам депортированных украинцев, на границе допрашивали жестче всего.
Олена пыталась почистить контакты в телефоне и убрать отовсюду слово «Азов», из-за которого ее могли заподозрить в связях с защитниками Мариуполя.
«Мы живем на Азовском море, и у нас вся полностью инфраструктура начинается со слова “Азов”: Азовье, “Азовсталь”, заправки называются “Азов”. А у них представление, что если в слове присутствует “Азов”, то это причастность к батальону и к “нацистам”», — говорит она.
На втором допросе ее спросили, как она относится к российской «специальной операции».
«Я боялась дать какой-то неправильный ответ, — вспоминает она. — Я понимала, что какая к черту военная операция? Вы, сука, воюете, вы разрушаете мои дома! Мои школы, это все наше! … Мы в него вложили столько денег за последние годы. У нас новые парки, новые кинотеатры, ледовый центр и бассейны, фонтаны! Вы такого в своей сраной России еще долго не увидите. А вы меня спрашиваете, как я отношусь к военной операции?»
«Это все было у меня в голове, эмоции хотели выйти наружу, но я понимала, что нельзя так. Я сказала, что никак не отношусь к военной операции».
Подбитый танк в центре Мариуполя (Фото: Максимилиан Кларк / SOPA Images / Sipa USA)
«Вы помылись, поели, вы свободны»
Прошедшим «фильтрацию» выдавали миграционные карты, сажали в автобусы и везли в Россию. Многих первым делом привозили в близлежащий город Таганрог. Там некоторых отправляли на поездах вглубь России — они не выбирали куда. Другим предоставляли временное размещение, где они могли поесть и помыться. Но долго там оставаться не разрешали: тех, кто отказывался сесть на ближайший поезд, заставляли освободить жилье и дальше самим заботиться о себе. «Вы помылись, поели, вы свободны, — рассказывает Олена. — То есть тебя привезли в Таганрог, и вы можете идти на все четыре стороны… У тебя нет денег ни на еду, ни на квартиру, и никто тебя не приютит».
Центр временного размещения украинцев в российском Таганроге (Фото: администрация Таганрога)
Те, у кого были родственники в России, пытались с ними связаться. Другие старались попасть как можно ближе к Европе. Лине и ее родным предложили отправиться в город Чебоксары на Волге, но вместо этого они поехали в Санкт-Петербург.
Многие соглашались на то, что им предлагали, от усталости и безысходности. Владислав, актер из Мариуполя, уехал в небольшой поселок в пригороде Тольятти.
Олену с семьей посадили на поезд в столицу Татарстана Казань.
«Там работало МЧС России, которое занималось организацией и перевозкой. Они нас встретили, сопроводили, чтобы никто нигде не потерялся, — вспоминает она. — Ни на одной станции нас не выпускали… Чувствуешь себя как заключенный… И ни у кого не возникло мысли их не послушаться, потому что в вагонах нас снова сопровождало МЧС России. Они были вооружены».
«Гуманитарная» помощь
Некоторые беженцы, которым пришлось уехать за сотни километров от дома в страну, чья армия разрушает их дома, почувствовали себя невольно вовлеченными в производство пропаганды.
Олена говорит, что в Казани их встречали журналисты и волонтеры в ярких жилетах.
«Было телевидение, показывали, как волонтеры и МЧС России помогают нам нести сумки, ведут под руки бабушек… Вот знаете, будто мы больные, нищие и немощные. Как нас опекает Россия».
На фото с сайта администрации Казани прибывающих на поезде украинцев встречают сотрудники МЧС (Фото: казанская администрация)
Их с родными поселили в гостиницу советских времен. «Мы впервые больше чем за месяц спали в кроватях», — вспоминает она.
Однако вскоре пришлось проходить ряд медицинских обследований и других официальных процедур, которые проводили сотрудники различных госучреждений. Они просили заполнить множество документов, вновь и вновь указывая одну и ту же информацию, и заставляли отправить детей в школу.
«Не спрашивали никого — хотят не хотят. И мы еще не были в состоянии отказаться от этого», — говорит она.
Местные жители, узнавшие из новостей об их прибытии, принесли помощь: полотенца, белье, детскую одежду. Однако после всего произошедшего Олена не могла испытывать благодарность.
«Люди нас жалели, и это было самое противное… Самое противное было, что они нас жалели, не понимая, что это их страна нас уничтожила».
Владислава поселили в летнем лагере, переоборудованном в центр временного размещения. Представители различных заводов и фабрик предлагали беженцам работу, а сотрудники центров защиты детей и университетов помогали определиться с местом учебы. Его постоянно допрашивали, даже когда он заболел и лежал с 40-градусной температурой. «Нет, вставай и иди», — говорили ему.
Олена вспоминает допрос так: «Постановка вопросов была такой, что невозможно было ответить правду. Например, есть ли у вас имущество, пострадавшее от действий ВСУ, Нацгвардии или батальонов?.. Таких вопросов был миллион. Как вас принуждали к изучению украинского языка? Вот такие вот абсурдные вопросы».
По словам Владислава, работа соцслужб была направлена на то, чтобы прибывшие как можно скорее влились в общество. «Они очень хотели, чтобы все стали гражданами России», — говорит он.
По словам активистов, которые помогают депортированным в Россию украинцам, некоторым предложили работу на Дальнем Востоке.
Однако многие хотели как можно скорее отправиться подальше в противоположном направлении.
Русская православная церковь
Выяснилось, что важную роль в депортации и расселении украинцев играет Русская православная церковь (РПЦ) — некоторых беженцев селят в церквях и монастырях.
Предыдущее расследование Slidstvo.Info, основанное на утечке электронных писем из благотворительного отдела церкви, выявило, что МЧС ежедневно отправляет представителям РПЦ информацию о депортированных украинцах, а также расписания движения поездов и автобусов.
Согласно официальному сайту Московского патриархата, 52 епархии «оказывают помощь» депортированным украинцам. Неизвестно, в каких условиях они живут.
Побег в Европу
Юлия с двумя сыновьями в числе тех, кто выехал из России в Европейский союз.
Она не из Мариуполя, но рассказывает похожую историю: они жили в подконтрольном Украине городе Луганской области, неподалеку от захваченной сепаратистами территории. Когда город захватили, им оставалось только ехать в Россию.
Солдат из ЛНР помог ей с сыновьями добраться до российской границы, где они сели на поезд до Санкт-Петербурга вместе с сотнями других беженцев.
У Юлии остался телефон, и она созванивалась с оставшейся в Украине взрослой дочерью, которая передавала ей советы правозащитников.
«Она велела мне “отбиться” от группы. Не ехать в санаторий, куда их везли», — говорит Юлия.
Когда поезд прибыл в Санкт-Петербург, она сказала начальнику полиции, что встретится с родными, назвав выдуманный адрес. Встретивший их активист подтвердил эту историю.
Дочь договорилась о том, чтобы на следующий день их отвезли к эстонской границе — там они прошли последнюю проверку.
«Россияне очень долго проверяли мои вещи… Не знаю, что они там искали, — говорит она. — Позвали старшего сына… Потом пятилетнего Ваню допытывали».
Наконец им разрешили покинуть страну.
Олене тоже удалось выехать в Европу, добравшись до Латвии. Оказавшись в безопасности, она часто думала о бабушке, которой пришлось остаться в Мариуполе. Она не могла с ней связаться и рассказать, что произошло.
«Она осталась сама, просто в один из дней мы перестали к ней приходить. Она не знала, где мы, — вспоминает Олена. — Когда нас вывезли, появился интернет, и я связалась с друзьями. Я просила заехать к ней и сказать, что мы ее не бросали… нам пришлось ее оставить, но не по своей воле».
«На днях мы получили известие о том, что она умерла. Она так и не дождалась нас».
Олена с дочерью, мамой и бабушкой (Фото: Slidstvo.info)
При участии Инги Шпринге (Re:Baltica)